-- klinamen -- Инфра_философия --

ИНФРА_ФИЛОСОФИЯ

четвертая критика

дистанционный смотритель

gендерный fронт

аллегории чтения

point of no return

Дунаев. Коллекционер текстов

Арсен Меликян
НИЦШЕ И ВАГНЕР

Ницше поселился в Базеле, когда, казалось, Вагнер оставил мир и всецело предоставил себя своему неукротимому порыву. Бывало, Ницше с друзьями совершал неспешные прогулки вдоль Фирвальдштерского озера, где обращал на себя внимание угрюмо-живописный мыс, носивший название Трибшен. Как-то Ницше оставил своих спутников и быстрым шагом направился на виллу, где в то время уединенно жил Вагнер. Он подошел к калитке и позвонил. Вилла была скрыта за тополями, но он уловил бессвязные звуки аккордов. Слуге он вручил свою открытку. Слуга возвращается и спрашивает: "Г. Вагнер желает знать, тот ли это самый Фр.Ницше, с которым он однажды виделся в Лейпциге? -- Да! -- отвечает Ницше.- Г. Фр.Ницше просят пожаловать во время завтрака". Ницше не может придти в это время и слуга исчезает, чтобы возвратиться с новым приглашением: "Г. Фр.Ницше просят придти в ДУХОВ ДЕНЬ". Он принимает приглашение.
Ницше познакомился с Вагнером за неделю до его 60 летнего юбилея. Тем не менее, он отклонил предложение присутствовать на этом чествовании, так как готовился к инаугурационной лекции, посвященной Гомеру. Но уже через месяц он будет гостить у Вагнера несколько дней.

Трибшен был местом, где Вагнер ревниво строил здание семейной идиллии. За год до переезда от сердечной недостаточности умерла первая жена Вагнера Мина, и теперь не было никаких препятствий, которые могли бы расстроить его жизнь с Козимой. Однако у Козимы была весьма двусмысленная ситуация. Но Бюлов всецело зависел от Вагнера, а он редко кого жалел. Шиндельмейсеру Вагнер писал:

Я никому не предлагаю уюта и удовольствия, но распространяю ужас и волную сердца; иначе на нынешнее человечество и нельзя воздействовать... Кто имеет дело со мною, должен уметь и хотеть играть ва-банк, потому что мои произведения -- это создания человека, которому не нужна никакая иная игра, но только та, в которой срывают банк, либо губят самих себя; мне не нужно "уютное существование" знаменитости с хорошим доходом.

В 1867 году в Трибшене Козима родила Вагнеру вторую дочь, Еву, а в 1869 -- сына Зигфрида. Козима была на 24 года моложе Вагнера и пережила его на 50 лет. Это даровитая и энергичная женщина сделала много для посмертной славы мужа. "Ванфилд", семейная вилла в Байрете, до сих пор хранит тайну переписки Вагнера почти в полном объеме. Официальный биограф Вагнера Фридрих Глазенапом написал обстоятельный шеститомный труд, где описывал детали бракосочетания Козимы и Вагнера в самых возвышенных тонах:

Нет брачного союза, более священного для всех немцев. Нет другого, заключенного с тем же самоотвержением, с высшими, сверхличными целями; нет другого, за который боролись бы столь беззаветно. Эти узы соединили пред богом и миром великого странника, гонимого глупостью и черствостью современников, что лишали его даже милости короля, что вновь и вновь гнали его на чужбину, и благородную натуру, не ведающего мелкого, недостойного страха, вступившую в его жизнь спасительницей, показав неземную силу любви.

Козима родила Зигфрида в тот же год, когда Вагнер завершил своего "Зигфрида". Зигфрид во всех отношениях вскрывал тайну рождения самого Вагнера, на чем настаивал даже столь педантичный и сдержанный Глазенап. В рабочем кабинете Вагнера в Байрете висел портрет маленького Зигфрида, который недвусмысленно напоминал отчима Вагнера, еврея по происхождению, Людвига Гейера. Вагнер лишился отца через год после рождения, а через шесть месяцев у матери родилась дочь Цецилия от нового мужа. Людвиг Гейер любил Вагнера, и тот отвечал ему взаимностью. Глазенап в подтверждение своей догадки утверждал, что за 9 месяцев до рождения Рихарда чета Вагнеров остановилась в том же отеле, где находилась труппа Гейера. Гейер тогда гастролировал вместе с театром. Он был талантливым драматургом и удачливым портретистом. Он заботился о семерых детях. Первым высказал предположение о еврейском происхождении Гейера Ницше. Вагнер в таких случаях смущенно протестовал. Памфлет Вагнера "Еврейство в музыке" был наиболее одиозным антисемитским опусом. Недаром Вагнер опубликовал памфлет под псевдонимом. Скрытая паранойя Вагнера проявлялась всякий раз, как только он сталкивался с критикой в свой адрес. Всех критиков он называл евреями, хотя далеко не все были евреями. Такие композиторы как Шуман, Брамс, Геббель, Грильпарцер, Мендельсон и Мейербер объявлялись евреями, которые тормозят пробуждение немецкого духа, препятствуют всему истинно европейскому и т.д. Ганслик в связи с этим писал:

а также:

Арсен Меликян
Философия и супружество

Арсен Меликян
Друзья

Арсен Меликян
Учитель и ученики

Лариса Гармаш.
"Так говорила Заратустра".

Петер Слотердайк.
Кентаврическая литература

Сергей Шилов.
Против Атомизма.
Кто есть Бытие? или Так мыслит Пифагор.

Сергей Шилов.
Против Атомизма.
Хроника. Дефиниции Меганауки.

Владислав Тодоров. Иносказание без Иного или о Статусе Философствования как Инициирующего Говорения.

Арсен Меликян.
Перевод как система доязыковых различий.

Вальтер Беньямин.
Задача переводчика. Предисловие к переводу "Парижских картин" Бодлера.

Жак Деррида.
Вокруг вавилонских башен.

Поль Рикёр.
Парадигма перевода.

Андрей Горных. Повествовательная и визуальная форма: критическая историизация по Фредрику Джеймисону.

Альмира Усманова.
Общество спектакля в эпоху коммодифицированного марксизма.

Ги Дебор. Общество спектакля. (txt/232Kb)

Жиль Делез.
Имманентность: Жизнь…

Юлианна Осика.
Страсть и опыт тела: к методологии исследования.

Жиль Делез. О музыке.

Петер Слотердайк. Правила для человеческого зоопарка

Алфавит Жиля Делеза.
PDF / 625 Kb

Тьери Жус. D как в Deleuze

Жак Деррида. Дальше мне предстоит идти одному

Петер Слотердайк.
После истории.

Мишель Фуко. Дискурс и правда: проблематизация паррезии.

Мы все хорошо знаем, что Вагнер -- величайший из ныне здравствующих оперных композиторов, что в Германии он -- единственный, о ком можно вести серьезный разговор в историческом смысле... Кто в наши дни пишет не по-вагнеровски, дела того плохи, а кто пишет по-вагнеровски, дела того еще хуже.

Вагнер парировал: "Я страдал от всех опер -- значит, опера должна исчезнуть, -- и добавлял, -- еврей совершенно неспособен усвоить европейскую, а тем более немецкую культуру". Вагнер настаивал на заговоре против него, а Козима страстно поддерживала его. Но в то время, как брак Козимы и Вагнера прославлялся, Ганс фон Бюлов писал сестре Козимы графине Шарнасе:

Поверьте, я сделал все, что в человеческих силах, чтобы избежать явного скандала. Я предпочел в течении более трех лет вести неописуемо мучительное существование. Вы не можете составить себе понятия о пожирающих душу волнениях, которые терпел я постоянно. Наконец, я принес в жертву мое положение в искусстве, материальное благополучие. Осталось только пожертвовать своей жизнью, и, признаюсь, это был бы простейший способ привести вещи в порядок -- разрубить узел. Я этого не сделал -- надо ли винить меня и в этом? Быть может, я пошел бы и на это -- будь только в том, другом, хоть капля чести: он в своих творениях возвышен, в поступках -- низок... Когда в ноябре я задал Козиме почти уже неприличный вопрос о причинах ее внезапного отъезда, она сочла правильным ответить мне ложной клятвой. Так что я лишь несколько месяцев назад узнал из газет о "счастье" маэстро, которому его любовница (там прямо называлось имя) родила наконец наследника, крещенного во имя Зигфрида, -- счастливое знамение окончания новой оперы. Тем самым мои рога увенчаны блестящей короной. Я не мог исчезнуть из Мюнхена, но нельзя и вообразить себе ад, который терпел я там в последние месяцы... У меня было два варианта: либо считаться личностью, не ведавшей ничего из того, что знал каждый, и вызывать к себе оскорбительное сочувствие, либо же считаться таким подлецом, который согласен платить подобную цену за то, чтобы быть фаворитом королевского фаворита...

Письмо было написано 15 сентября 1869 года. Через год Вагнер и Козима закрепили свой союз узами супружества. Корнелиус отмечает другую особенность Вагнера в период его семейной эйфории (в то время Ницше неоднократно гостил в Трибшене):

Мои же отношения с Вагнером таковы, что не могут сочетаться с его требованиями перед лицом мира, или я сам неминуемо погибну. Вагнер сам не знает и не видит, как напрягает все до предела в этом чаду, в этой любовной тоске -- с той минуты, как он сам отведал "любовного напитка". Вот пример: мы сидим с госпожой Бюлов. Вагнер берет в руки Фирдоуси в переводе Шака и читает подряд несколько песнопений о Рустаме и Зохраб. Между тем Бюлов кончает свой урок -- и не проходит и двенадцати минут, мы уже погружены в "Тристана" и поем все первое действие от начала до конца. Меж тем подают чай -- не успеваем мы выпить по чашке, как Вагнер погружается в пересказ своего "Парсифаля" -- и так весь вечер, пока мы не расходимся... Наш великий друг должен ежеминутно говорить о себе, читать и петь себя, иначе ему не по себе. Для того ему всякий раз необходим кружок интимных друзей, с посторонними так не получится. Если я обедаю у него, а это в два часа, то с этого времени уже нельзя подумать о том, чтобы уйти, -- это удается очень-очень редко, и такая ситуация погубит меня.

Ницше как-то обронил, что уж в чем, так именно в финансовых делах Вагнер устраивал свои дела как истинный еврей. А Бюлов добавлял: "Вот загадка: когда ему нужно, он всегда умеет раздобыть деньги -- он еще более гениальный финансист, чем поэт и музыкант". Вагнер любил роскошную жизнь и поэтому признавал только дарение, в противном случае все становилось хлопотнее. Как-то Лист, который всегда снабжал его деньгами, посоветовал ему принять американское предложение. Вагнер ответил: "Боже милостивый, да те суммы, которые я мог бы "заработать" в Америке, их люди должны дарить мне, не требуя взамен решительно ничего, кроме того, что я и так делаю, потому что это и есть самое лучшее, на что я способен. Помимо того, я создан не для того, чтобы "зарабатывать" 60 000 франков, а скорее для того, чтобы проматывать их. "Заработать" я и вообще не могу: "зарабатывать" не мое дело, а дело моих почитателей давать мне столько, сколько нужно, чтобы в хорошем настроении я создавал нечто дельное". Ему пришлось трижды спасаться от долговой тюрьмы. Он разрывал отношения со всеми, кому был должен и платил презрением всем, кто бескорыстно помогал ему.

Линки:

Nietzsche.Ru
Основной русскоязычный сайт по Ницше

Хорошо разработанный ресурс по Ницше на СКРИЖАЛЯХ

-------------
Фридрих Ницше. Тексты

Так говорил Заратустра (514k)

Злая мудрость.
Афоризмы и изречения (68k)

-------------
Лу Андреас-Саломе. Тексты.

Мысли о проблемах любви (27k)

Опыт дружбы (23k)

Фридрих Ницше в зеркале его творчества (32k)

Если я должен вновь броситься в волны художественной фантазии, чтобы найти удовлетворение в воображаемом мире, то по крайней мере надо же оказать помощь моей фантазии и поддержать мое воображение. Я ведь не могу жить как собака, не могу спать на сене и услаждаться сивухой; если уж надо, чтобы мой дух успешно справился со смертельно тяжелым трудом сотворения прежде не существующего мира, то мне хочется, чтобы меня как-то ублажили... Я иначе устроен, у меня чувствительные нервы, мне нужна красота, блеск, свет! Я не могу прожить на жалкой должности органиста, как Ваш любимый Бах!

Элиза Вилле, которая записала эти слова, была просто шокирована мужицкими манерами этого "энергичного коротышки". Вагнер никогда не скрывал того, что все должны ему служить, если хотят оставаться рядом с ним. Прослушав доклад Ницше "Сократ и греческая трагедия", Вагнер сказал: "Вот и покажите теперь, на что способна филология, и помогите мне утвердить эпоху великого возрождения, где бы Платон обнимал Гомера, а Гомер, преисполненный идеями Платона, стал пренаивеличайшим Гомером". Ницше чуть не задохнулся от этой безвкусной шарады. И такая бездарность хочет завербовать его, превратить его в пропагандиста сомнительного пафоса. И все-таки, что же двигало Вагнером? Теодору Улигу Вагнер как-то признался и выдал свою заветную мечту:

Чтобы реализовать самое лучшее, самое значительное и существенное, что только могу я создать при настоящих условиях, чтобы осуществить свою жизненную задачу, мне потребна сумма -- ну, скажем, в десять тысяч талеров. Если бы я мог распоряжаться такой суммой, я устроил бы следующее: здесь, где я нахожусь и где, собственно говоря, многое не так уж дурно, я построил бы на прекрасном лугу близ города остов театра из досок и балок по моему проекту, -- самый остов, но только с декорациями и машинами, необходимыми для исполнения "Зигфрида". Потом бы я набрал в разных городах подходящих певцов и пригласил их на шесть недель в Цюрих; хор я составил бы из здешних любителей -- тут есть и замечательный голоса, и здоровые, крепкие люди. Оркестр я тоже собрал бы со всех мест. Начиная с нового года я через все немецкие газеты направил бы приглашения к друзьям музыки посетить предполагаемое музыкальное торжество... Коль скоро все было бы в полном порядке, я устроил бы три спектакля; после третьего спектакля театр был бы разобран и я сжег бы свою партитуру... Не кажусь ли я тебе безумцем? Может быть, и так, но уверяю тебя, что именно в этом я и полагаю всю надежду моей жизни, только такая перспектива и может заставить меня создавать произведение искусства. Итак, достаньте мне десять тысяч талеров! Больше мне ничего не надо!

Ницше был потрясен бесстыдством и цинизмом Вагнера. Сжечь Зигфрида, уничтожить колыбель сына, вытоптать чувства Козимы. Она родила ему сына, перенеся несмываемый позор, а он, в своей мелочной пафосности, готов убить сына. Сына ее любимой женщины. Но что же делать? Козима слепа, как и все, кто находится рядом с этим истеричным и маниакальным гипнотизером. Но если погибает сын Козимы, то и он умертвит своего Заратустру. Но смерть Заратустры не должна походить на комическое испепеление Зигфрида. А что если Заратустра погибнет вот так:

Один человек кончает самоубийством, другой сходит с ума. Божественная гордость поэта воодушевляет его, все должно выйти на свет. И в тот момент, когда он провозглашает соединение Вечного возврата и Сверхчеловека, -- он уступает жалости.
Все присутствующие противоречат ему: "Надо задушить это учение и убить Заратустру". Нет в мире ни одной души, которая любила бы меня; как же я могу любить жизнь?...
Все уходят от Заратустры, остается один и кладет руку на голову своей змеи: "Что мне посоветует моя мудрость?" -- Змея ужалила его. Орел разрываю змею на части, лев бросается на орла. Наблюдая за битвой своих зверей, Заратустра умирает...

Но кажется Козима не одобрила бы такую грустную смерть, ведь чтобы там не говорили, а ее сын умирает от пламени. Нет, смерть Заратустры будет не от мудрости, но от радости. Сначала он даст законы, а затем провозгласит Вечный возврат, и это станет его смертельным жалом. Вот эти законы:

-- Заново распределенный день: физические упражнения для всех возрастов. Конкуренция, возведенная в принцип.
-- Новая аристократия и ее воспитание. В честь образования каждой семьи -- праздник.
-- Злые уважаемы наравне с разрушителями, потому что разрушение необходимо, как источник силы. Позволить злым вести дело воспитания, не запрещать им соперничать между собой...
-- Спасти женщину, сохраняя в ней женщину.
-- Рабы (улей). Маленькие люди и их добродетели. Научиться переносить покой. Увеличение числа машин. Превращение машин в красоту. "Для вас уверенность и рабство".
-- Времена для уединения. Разделение времени и дней. Пища. Простота. Знак равенства между богатыми и бедными. Уединение от времени до времени необходимо для того, чтобы человек углубился и узнал самого себя.
-- Установление праздников, основанных на мировой системе; праздники космических отношений, праздники земли, дружбы, великого полдня.

Вначале были даны законы. Все приспособлено к произведению Сверхчеловека, -- это будет грандиозный и ужасный момент! Заратустра возвещает учение о "Вечном возврате", который может быть принят теперь человечеством: даже сам он в первый раз выносит его.

Заратустра обращается с вопросом ко всей этой собравшейся на праздник толпе:
-- Хотите ли вы возобновления всего этого?
-- Все ответили: -- Да!

Заратустра умирает от радости. Умирая, он держит землю в объятиях. И хотя никто не сказал ни слова, но все узнали, что Заратустра умер.

Но Козима не оценила жертву. Вагнер убил своего сына ради себя, тогда как он -- ради нее. Все правильно: Козима родила Зигфрида для Вагнера, и Вагнер распорядился этим даром по своему усмотрению. Вагнер был властен только над смертью. Ницше же родил Заратустру для себя, а его смерть подарил Козиме. Смерть всегда бездарна. Ницше пишет:

Когда я пошел дальше один, я дрожал; вскоре затем я был болен, больше чем болен, я изнемог -- изнемог от неудержимого разочарования во всем, что остается для вдохновения нам, современным людям, в растраченной всюду силе, работе, надежде, юности, любви, изнемог от отвращения ко всему идеалистическому лганью и изнеженности совести, которая снова одержала здесь верх над одним из храбрейших; изнемог наконец, и не в последнюю очередь, от гложущей тоски беспощадного подозрения -- что я осужден отныне на более глубокое недоверие, более глубокое подозрение, более глубокое одиночество, чем когда-либо прежде. Ибо у меня не было никого, кроме Рихарда Вагнера...

Ж.Делез как-то скажет: "Возвращение в бездну, которую сам возродил и заново откопал, -- вот где совершенно по-своему погиб Ницше". 27 марта 1889г Ницше просит у своего врача немного здоровья и говорит: "Это моя жена, Козима Вагнер, привела меня сюда". Начиная с 7 сентября 1889 г. он почти всегда спит на полу у постели.

ИНФРА_ФИЛОСОФИЯ