ИНФРА_ФИЛОСОФИЯ   начало
  четвертая критика

дистанционный смотритель

gендерный fронт

аллегории чтения

point of no return

Дунаев. Коллекционер текстов

 
 

 
 
Арсен Меликян
ДРУЗЬЯ




   
   
  Ницше знал, что друзья могут быть у него отобраны или похищены, но никто не может уйти от него по доброй воле. Тот, кто отбирает у него друзей, должен быть, по всей видимости, его непререкаемым врагом. Его подозрительность впервые была разбужена Ромундтом.
В окрестностьях Flimms'а он наткнулся на чудесный замок, где он собирался разместить всех друзей: "Здесь мы устроим крытую галлерею, нечто вроде монастырской, таким образом, во всякое время мы можем гулять и разговаривать. Потому что мы будем много говорить... читать же будем мало, а писать еще меньше". Дружба -- вот начальная эпитафия его жизни; молодость жаждет соперничества и жертвенности.
Первый гром грянул в феврале 1875г. Ромундт собирается принять пострижение. Так описывает Ницше расставание:

"Было невыносимо тяжело; Ромундт знал и бесконечно повторял, что отныне все счастье, все лучшее время своей жизни он уже прожил; обливаясь слезами, он просил у нас прощения и не мог скрыть своего горя. В самый последний момент меня охватил ужас; кондуктора захлопывали дверцы вагонов, и Ромундт, все еще желая нам что-то сказать, хотел открыть окно, но оно не отворялось, он бился изо всех сил, и, пока он безуспешно старался, чтобы мы его услышали, поезд тронулся, и могли объясняться только знаками. Меня крайне поразил невольный символизм этой сцены... Нервы мои не выдержали такого потрясения; на следующий день я слег в постель и тридцать часов подряд мучился сильнейшей головной болью и приступами тошноты".

Итак, христиане похитили у него друга. Но вот и вторая жертва этого малодушия -- Вагнер. Он пишет христианскую мистерию; и это после "Мейстерзингеров". "Парсифаль" отберет у него и Вагнера, а ведь он уже выбрал для него комнату в том замке. Еще в октябре 1874г. он писал г-же Мейзенбух: "У меня больше друзей, чем я этого заслуживаю; то, что я желаю сейчас, я говорю это вам по секрету, так это прежде всего хорошую жену; тогда я получу от жизни все, что желал бы от нее, а остальное уже мое дело".

Но вернемся к Вагнеру в Байрет. В этом царстве восторженных ожиданий один Ницше был "грустным и подавленным". Когда маленький Вагнер в черном сюртуке и "полотняных панталонах" вышел на сцену (это было после представления тетралогии), все разразились аплодисментами и овациями. Единственный, кто не аплодировал, был Ницше (опять Гомер оплодотворил Платона). Его сразу потянуло в Акилу. Это была резиденция Фридриха фон Гогенштауфена, "императора арабов и евреев" и злостного противника папы. Именно здесь он хотел бы основать свой монастырь дружбы. Но где взять арабов и евреев? Прежде надо ответить на идею "Парсифаля", подавить и уничтожить расхитителя его друзей.

"Так говорил Заратустра" будет его безжалостным ответом, но, одновременно, и вызовом, который сокрушит этот мир хлюпиков и воздыхателей, старых дев и глупых наци.

Но чтобы осуществить это, он должен хорошо спать. И Ницше начинает принимать хлорал (после принятия этого наркотика сон становится таким сладким). Только через много лет он сумеет отказаться от этой пагубной привычки. В письме к сестре он писал:

"Да, вот еще новость: ваш Фриц выпил три полных стакана сладкого местного вина и даже, пожалуй, немного опьянел, по крайней мере он начал разговаривать с волнами, а когда они разбивались и пенились слишком сильно, то он разговаривал с ними, как с курицами: кш, кш, кш!...
In alter liebe ваш Ф. N.B.
Я научился спать (без наркотиков)".

Ницше пишет первую часть Заратустры и отсылает рукопись издателю Шмейцнеру. Он пишет ему: "... Это или поэзия, или пятое евангелие, или еще что-нибудь другое, что не имеет названия; это самое серьезное, самое удачное из моих многих произведений и приемлемое для всех". Но Шмейцнер не спешит и Ницше сокрушается: "Если бы я имел авторитет старого Вагнера, дела мои обстояли бы в наилучшем виде, но теперь меня никто не может уберечь от того, что я попадусь в руки "gens de lettres". К черту!" Однако у того в очереди 500 000 экземпляров гимнов для воскресных школ и большой тираж антисемитских брошюр. На пути Заратустры стоят пиетизм и антисемитизм. Ницше оставляет весь свой багаж на вокзале (Рим, 104кг. бумаг, рукописей и книг), и едет в Энгадин.
  а также:

Арсен Меликян
Ницше и Вагнер


Арсен Меликян
Философия и супружество


Арсен Меликян
Учитель и ученики


Лариса Гармаш.
"Так говорила Заратустра".


Петер Слотердайк.
Кентаврическая литература


Сергей Шилов.
Против Атомизма.
Кто есть Бытие? или Так мыслит Пифагор.


Сергей Шилов.
Против Атомизма.
Хроника. Дефиниции Меганауки.


Владислав Тодоров. Иносказание без Иного или о Статусе Философствования как Инициирующего Говорения.

Арсен Меликян.
Перевод как система доязыковых различий.


Вальтер Беньямин.
Задача переводчика. Предисловие к переводу "Парижских картин" Бодлера.


Жак Деррида.
Вокруг вавилонских башен.


Поль Рикёр.
Парадигма перевода.


Андрей Горных. Повествовательная и визуальная форма: критическая историизация по Фредрику Джеймисону.

Альмира Усманова.
Общество спектакля в эпоху коммодифицированного марксизма.


Ги Дебор. Общество спектакля. (txt/232Kb)

Жиль Делез.
Имманентность: Жизнь…

Юлианна Осика.
Страсть и опыт тела: к методологии исследования.


Жиль Делез. О музыке.

Петер Слотердайк. Правила для человеческого зоопарка

Алфавит Жиля Делеза.
PDF / 625 Kb


Тьери Жус. D как в Deleuze

Жак Деррида. Дальше мне предстоит идти одному

Петер Слотердайк.
После истории.


Мишель Фуко. Дискурс и правда: проблематизация паррезии.
 
   
  Лизбет не перестает напоминать брату о Лу и Рэ, и он грубо требует, чтобы она замолчала раз и навсегда. Г-жа Овербек, тем временем, сообщает Ницше: "Лизбет непременно хочет отомстить русской барышне". Вспоминая эту историю, Шелер писал:

"Именно поэтому "старая дева", у которой подавлены инстинкты нежности, полового влечения и продолжения рода, редко бывает вполне свободна от яда рессентимента. То, что мы называем "чопорностью" -- в противоположность подлинному стыду -- есть, вообще говоря, лишь особая форма полового ресентимента, черезвычайно богатого на разновидности. Постоянное выискивание в своем окружении всего, что имеет отношение к сексу, ставшее для многих старых дев установкой, -- выискивание для того, чтобы высказать по этому поводу жесткую негативную оценку, -- это лишь превращенная ресентиментная форма полового удовлетворения".

Судя по письму, которую Ницше возможно не отослал Рэ, Лизбет добилась своего.

"Слишком поздно, почти через год я узнаю ту роль, которую вы играли в известной истории прошлого лета; никогда еще в душе моей не было столько отвращения, как сейчас, при мысли, что такой человек, как вы, коварный, лживый и лукавый, мог в продолжении стольких лет называть себя моим другом. Ведь это было преступление, и не только против меня, но и против самой дружбы, против этого пустого слова дружба. Стыдитесь! Итак, это значит, вы клеветали на мой характер, m-lle Саломэ только передавала и очень нечестно, низко передавала ваше мнение обо мне? Так это вы, в моем отсутствии разумеется, говорили обо мне, как о вульгарном и низком эгоисте, готовом всегда ограбить других? Это вы обвиняли меня в присутствии m-lle Саломэ в самых грязных намерениях на ее счет под маской идеалиста? Это вы осмелились сказать про меня, что я сумасшедший и сам не знаю, чего хочу? Теперь, без сомнения, я гораздо лучше понимаю эту историю... Оказывается, что я очень недалеко ушел в искусстве узнавать людей, это, конечно, тоже послужит вам темой для насмешек. Как вы, должно быть, надсмеялись надо мной! Браво! Я предпочитаю быть предметом для насмешек для таких людей, как вы, чем стараться понять их. Я бы с удовольствием с пистолетом в руках дал бы вам урок практической морали; я, может быть, в лучшем случае достиг бы того, что прервал бы раз и навсегда все ваши работы над моралью: -- но для того, чтобы я дрался с вами, нужны чистые, а не грязные руки, господин доктор Пауль Рэ".

Конечно, Лизбет могла бы что-то и переврать, но, очевидно, некоторые факты последующей истории могли бы подтвердить самые худшие опасения Ницше. Г.Брандес писал, что в 1888 году Рэ и Лу жили вместе в Берлине "как брат и сестра по паказаниям обоих". Так же бесспорно, что умилительная книжка Саломэ о Ницше, написанная в 1893 году, была написана не без самого активного участия Рэ.

"Ты одинок, это правда, но не сам ли ты искал одиночества? Поступай профессором в какой-нибудь университет, тогда у тебя будет имя, и ученики тебя лучше будут знать и читать твои книги..."

Ницше в отчаянии обращается в лейпцигский университет. Ректор отвечает, что такого атеиста и антихристианина он не может допустить в университет. Как скажет Ницше своему старому товарищу: "Этот ответ возвратил мне мужество". Петер Гасту он напишет:

"Всему свое время, -- мне 40 лет и я нахожусь как раз в том положении, каким в 20 лет желал быть к этим годам: я прошел хороший, длинный, страшный путь."

Пишет он также сестре, стараясь скрыть свое презрение:

"Совершенно необходимо, чтобы я был непризнан, и даже больше того, я должен идти навстречу клевете и презрению. Мои "ближние" первые против меня; в течение прошлого лета (Лу, Рэ, Лизбет и он) я понял это и я великолепно почувствовал, что я, наконец, нашел свой путь."

  Линки:

Nietzsche.Ru
Основной русскоязычный сайт по Ницше


Хорошо разработанный ресурс по Ницше на СКРИЖАЛЯХ

-------------
Фридрих Ницше. Тексты

Так говорил Заратустра (514k)

Злая мудрость.
Афоризмы и изречения (68k)


-------------
Лу Андреас-Саломе. Тексты.

Мысли о проблемах любви (27k)

Опыт дружбы (23k)

Фридрих Ницше в зеркале его творчества (32k)


 
   
 

Однако Ницше не может не отдавать себе отчета в том, что Лу с одной стороны, и Вагнер с другой, продолжают оттеснять его, похищая всех способных и талантливых людей. Единственный, кто написал одобрительное и даже восхищенное письмо по поводу Заратустры, -- Генрих фон Штейн (тогда ему было 26, а в 30 его не стало, в нем видели воплотившийся дух Гете), был, одновременно, поклонником Лу и приверженцем Вагнера. Ницше писал ему: "Вы восхищены Вагнером, это прекрасно, при условии, что это не будет продолжительно", а г-же Овербек он писал: "Генрих фон Штейн несомненно один из обожателей m-lle Саломэ; мой последователь и в этом, как во многом друг!" Но Штейн оказался настолько самостоятельным, что предпочел Вагнера. Ницше делает последнюю попытку спасти дружбу и талантливого человека:

"Вы поклонник Вагнера? Кто не восхищается им? Я сам знал, почитал и слушал его, так же, как и вы, больше, чем вы.... Но сначала надо согласиться на приход ночи, и отказаться от всего и неустанно искать; перспектива бесконечно увлекательная, но я слишком слаб, для того, чтобы остаться одному. Помогите мне, останьтесь здесь или возвращайтесь сюда на шесть тысяч футов над Байретом!"

Ницше также посвящает ему стихи, которые заканчиваются влюбленным призывом: "Днем и ночью я с надеждой дожидаю прихода друзей. Где же вы, друзья мои? Придите ко мне, уже пора, пора!" И что делает Штейн? Он пишет какую-то чудовищную белиберду:

"На такой призыв, какой вы прислали мне, возможен только один ответ: приехать и отдать себя целиком, посвятить, как самому благородному делу, все мое время, пониманию тех новых вещей, которые вы скажете мне... Но мне пришла в голову одна мысль: каждый месяц я собираю около себя нескольких друзей и читаю вместе с ними какую-нибудь главу из Лексикона Вагнера и затем говорю с ними на эту тему... В последний раз, мы нашли такое определение эстетической эмоции: переход к безличному путем самой полноты личности. И вот какая мне пришла в голову мысль: было бы прекрасно, если бы Ницше присылал нам время от времени тему для наших бесед; не хотите ли завязать с нами такие отношения? Не видите ли вы в такой переписке как бы введение, приближение к вашему идеальному монастырю?"

Вагнер похитил его последнего друга. Ницше пишет сестре:

"Какое глупое письмо прислал мне Штейн в ответ на мое стихотворение. Я глубоко обижен. Я опять болен. Я спасаюсь только с помощью моего старого средства (хлорал-гидрат). Я всею душой ненавижу всех людей, которых я когда-либо знал; и себя самого в том числе. Я хорошо сплю, но просыпаясь, я чувствую прилив злобы и ненависти к людям. А между тем, мало можно найти таких податливых и добродушных людей, как я."

Ницше возвращается в Базель в свою старую комнатенку, задергивает шторы, и лежит неподвижно. Овербек посещает его в отеле и Ницше, изображая гримасу улыбки, говорит:

"Когда-нибудь мы снова встретимся при тех же обстоятельствах; я снова буду болен, а вы удивлены моими речами..."

Овербек уходит с тревожным предчувствием. Они встретяться только в январе 1889 года.




 

вверх

 
   
ИНФРА_ФИЛОСОФИЯ  
начало   четвертая критика

дистанционный смотритель

gендерный fронт

аллегории чтения

point of no return

Дунаев. Коллекционер текстов