| |
Окно № 1
Центр Парижа, но окна-глаза упираются в очень близкую стенку соседнего дома,
настолько близкую, что казалось бы её можно пощупать. Ничем не примечательный
парижский дом. На фоне серого неба выделяются трубы, мансарды, где жизнь
течет и вытекает вместе с дымом. Чуть в стороне на стене почти как картинка,
правда, без рамки, виден маленький оффисик, всего лишь несколько квадратных
метров, полностью заваленных бумагами и различной оргтехникой.
С наступлением утра начинаются будни. Темп ускоряется, от moderato до allegretto,
достигая апогея в пятницу вечером. Туристы живут отдельной жизнью. Париж, время
от времени потакая их слабостям, заботится и пестует свои. Причин для приезда
в Париж много. Дикое количество австралийцев приезжает с началом летних каникул
-- это хороший тон слетать на каникулах (к счастью, «фанер» они не знают) и увидеть
Париж. Но жаль, что им не очень повезло с полушарием, а может быть и наоборот,
они видят город совершенно особенным, немного нереальным в зимнем сумраке, ласково
окутанным серым небом, и часто поливаемым дождём -- чтобы рос скорее. Американцы,
как правило, приезжают в Париж как бы между прочим: забегают на денёк другой,
отдать долг славному городу. Едут по делам, на конференцию в другие города, но
таинственная сила Парижа притягивает их и всё. Побыть, пошататься по городу,
потусоваться в джазовых и других музыкальных клубах и так далее несколько дней.
Ещё можно видеть огромные группы поляков, они почему-то в отличие от американцев-одиночек,
предпочитают сбиваться в большие группы, наверное, чтобы были слышнее песни,
которые они поют, гуляя по злачным местам Парижа, отрываться, так на полную катушку
-- и главное, чтобы свидетелей было побольше. Кого ещё можно видеть на улицах
города в такое время? Все остальные «внешние» или «видимые» иностранцы -- местные.
Выросли под пальмой у Пале Рояля после очередного дождичка. Трудно применим опыт,
закреплённый в пословице «по одёжке встречают» -- вероятность ошибиться очень
велика, но все мы люди в доме с окном №1.
Общение там происходит с помощью символических посредников -- общение на картах
или с помощью карт, куда идти, на что осмотреть, как пройти. Карта выступает
универсальным переводчиком языков, времён и пространств, делая доступной любую
даже самую удалённую точку. В Париже невозможно заблудиться -- это прерогатива
гениев. Можно просто гулять, бродить, не смотря под ноги, но ты всегда заботой
парижан будешь знать, где находишься. С одной стороны, карта в руках (часто в
сочетании с фотоаппаратом) служит характерной опознавательной чертой туриста,
с другой стороны и сами парижане дабы не носить в памяти абсолютно ненужные вещи
(такие как улицы, станции метро) прибегают к помощи такой замечательной эрзац-реальности,
хотя у них она качественно отличается от типично туристической по виду и размерам.
Таким образом, карта продолжает свою диагностическую или опознавательную (дифференцирующую)
функцию.
Окно №2
Выходит на маленький дом с парком. Неподалёку знаменитая мертвецкая-кладбище
Пер-Лашез, истинный псевдо-Париж, или скорее его тень (у каждого уважающего себя
предмета или живого существа есть тень), со своими улицами, церквами, бульварам,
историей, знаменитыми людьми, лабиринт надгробий, усыпальниц, каменных цветов
и ангелов. Может быть с таким тесным соседством связано необычное перенаселение
веток деревьев ворoнами или вoронами, которые порой очень жутко кричат. Суеверным
там не место.
Но почему ворoны или вoроны живут на кладбищах -- просто совпадение, там есть,
чем поживиться, или просто кладбищ так много, что любая птица хочет она того
или не хочет оказывается неподалёку от кладбище и автоматически приписываются
к кладбищу? Не знаю.
Окно № 3
Большие окна (почти как стеклянные стены), выходящие на один из основных бульваров
левобережной Сены, обладают огромным потенциалом для наблюдения. Можно смотреть
практически в двух-трёх направлениях. Первое, что бросается в глаза и остаётся
в них уже до конца (как своеобразный остаточный зрительный образ) -- это развивающийся
французский триколор на фоне красивого светло-коричневого здания с элементами
барокко. Причём он странным образом гармонизировал с различными коврами небольшого,
но уважающего себя магазинчика на первом этаже. Там делают с коврами всё и даже,
что самое удивительное, судя по ценам, их продают. Поражает пестрота красок,
выделок, техник. Видны ковры различных «национальностей» -- турецкие, персидские,
африканские (можно думать, что тунисские). Они захватывают звучным словом tapisserie,
которое на русский одним словом и не переведёшь.
Отведя глаза немного правей, перебегая ими широкую, наполненную машинами, улицу
можно увидеть два интересных места, одно над другим. Одно из них -- небольшое
кафе на первом этаже. Маленькая уютная кафешка, которых безумно много разбросано
по всему Парижу. Но парижские кафе можно условно поделить на три вида -- первые
для всех, вторые для специфических клиентов (для женщин, для людей, разговаривающих
на английском, для любителей пива, для читающих клиентов (можно прийти в бар,
взять книжку со стенки, преимущественно философского содержания, и потягивая
что-то читать), для разных меньшинств национальных и сексуальных и так далее),
третьи -- где уже были клиенты, ставшие впоследствии знаменитыми (в чём кафе
сыграло не последнюю роль, создавая специфическую атмосферу вокруг будущего гения,
а затем гений, точнее уже его имя, создаёт специфическую атмосферу вокруг кафе).
Кафе, находящееся напротив меня, относится скорее к кафе первого типа, но с большим
потенциалом перейти в третью (хорошее географическое положение). Люди меняются,
однако можно видеть и постоянных клиентов. Каждое уважающее заведение имеет постоянных
клиентов: они цель и история существования.
Подняв глаза повыше видна до боли знакомая картина (знакомая по классической
советской комедии «Иван Васильевич меняет профессию»): дрыгающиеся ноги, а над
ними добрая улыбка стоматолога. Сплюньте! Как вы уже догадались, на втором этаже
этого же самого дома находится кабинет дантиста. Очень нежная, округлая, можно
сказать почти утончённая комната. Видимо в центре находится главное действующее
лицо всего спектакля -- кресло, повёрнутое немного к окну. Некоторое время непонятно
было, какого типа этот врач. Вначале был только он, достаточно высокий симпатичный
мужчина, хотя, как правило, всегда половина его лица тонула в марлевой повязке.
Но тем и хорошо снимать постоянные места в партере, что его можно было видеть
и как простого человека. Иногда он просто стоял у окна и смотрел на улицу, мечтая
о чём-то. Он много работал, клиенты приходили один за другим, судя по обуви разные:
мужчины, женщины, дети. Он был предельно вежлив и услужлив: помогал дойти до
кресла, устроиться поудобнее, наверное, предлагал расслабиться, рассказывая разные
смешные истории. Хотя французы по большей части уже, наверное, переросли свою
дантистофобию. Он становится таким же другом и неотъемлемой частью образа жизни
как парикмахер или продавец в магазине, где они каждый день покупают багет. В
рождественские праздники он не работал, как в прочем в выходные и некоторые будни
-- тогда все окна были закрыты тяжёлыми железными ставнями.
Взгляд скользит дальше. Особенно красиво на закате смотреть, как отражается заходящее
солнце в стеклянно-зеркальных окнах высокого здания около вокзала Монпарнасс
над трёх-четырёх этажными домиками, что напоминало немного обелиск на Конкордии
над практически пустой площадью, вокруг которого ездят лишь машины да бегают
туристы, пытаясь схватить его весь целиком в объективы своих фотоаппаратов. Чёрное
с золотым. Всё начинает противоречить законам физики, подчиняясь скорее эстетическим.
Не чёрное начинает поглощать золотой, а, кажется, наоборот золото растекается
огромным пятном по чёрным плитам здания. Но постепенно солнце заходит, и энтропия
начинает преобладать. Чёрное вновь захватывает место до следующего солнечного
дня.
Но пора вернуть глаза к «маленькому параллелепипеду, усеянному различными чёрно-белыми
значками». Он всегда находится на расстоянии 30-40 см. от глаза вертикально вниз.
Искать!
Окно № 4
Маленький серый городок в предместье Парижа, неотделимый в буквальном и переносном
смысле от других. Сплошные застройки, дома, оффисы, супермаркеты, весьма условно
разделённые на города-banlieu, как районы одного города, одного большего города,
где центр называется Парижем. Плесси-Тревиз. Восток. На какое-то время моя жизнь
оказалась пространственно связанной с одним из выдающихся людей Франции Полем
Валери. Каким образом? Самым непосредственным. Шторы открывали для меня небольшой
культурный центр этого города им. П. Валери. он представлял собой маленькое двухэтажное
здание, в котором было почти всё: кинотеатр, аптека, кафе, художественная галерея,
в которой выставлялись, как правило, работы учеников местной художественной школы
(для старших).
В целом, глазам открывается тихий, безобидный городок, куда приезжают доживать
свой век старшее поколение, компромисс между городом и деревней, цивилизацией
и природой. Молодёжь предпочитает жить ближе к святая святых. Старшее поколение
же получает здесь всё то, что им нужно: относительную тишину, спокойствие, нерушиемые
ритуалы жизни. Ежедневная утренняя прогулка с собачкой (-ами), магазины, где
знакомы все продавцы (и большинство покупателей), с которыми можно поболтать
о погоде, налогах, последних новостях и других сплетнях, обед (обязательно с
вином и сыром), отдых после обеда, вечерняя прогулка с собачкой (-ами) (почти
в вечернем платье и соответствующим макияжем), смотрение телевизора (подбор материала
для завтрашнего похода по магазинам) и, наконец, в постель. А по выходным могут
ещё и дети приехать.
Окно № 5
Ноги, много ног. Брусчатка.
Окно № 6
Большая площадь с многочисленными магазинами, много туристов, деловито дожёвывающих
хот-дог, лихорадочно шуршащие страницами путеводителя -- куда идти дальше.
Большая площадь, выложенная камнем. Всегда много людей, тепло или холодно, солнечный
день или идёт дождь. Почти всегда огромная очередь за культурным достоянием.
Когда тепло много уличных актеров, художников, тогда толпа концентрируется вокруг
них. Жонглёр, глотатель огня и шпаг, восторженные крики и аплодисменты. «Живая»
статуя-Франкенштейн. Она готовится к работе, грим уже наложен, костюм одет, осталось
установить помост. Трагический персонаж мировой истории. Рядом с готовящейся
статуей стоят две женщины, болтающие о чём-то о своём о женском. У одной из них
в руках коляска с маленьким ребёнком. Мальчику около года. Статуя пытается заигрывать
с ребёнком, строит ему всякие рожи, гримасы, даёт неизвестно откуда взявшуюся
игрушку-погремушку. Но ребёнок стоек. Он крепко стоит на ногах, его так просто
не проведёшь: он не обращает внимания на страшного Франкенштейна, не плачет,
не улыбается и даже не смотрит в его направлении. Других людей рядом нет. Франкенштейн
продолжает свои попытки наладить контакт с ребёнком. Безуспешно. Затем он отчаивается,
поправляет макияж и начинает искать других клиентов глазами, замирая, пока кто-нибудь
не бросит монетку в его шапку -- и тогда Франкенштейн оживёт…
Окно № 7
Даже есть балкон. Открывается потрясающая панорама Парижа. Освещённый солнцем
он представляет собой удивительно притягательное зрелище. Настолько притягательное,
что волей-неволей возникает уже набивший оскомину вопрос «и почему люди не летают?».
Район Монмартра. Самый дешёвый район, для того чтобы повысить его популярность,
вероятно, был создан миф о специфически парижской богеме. Многим теперь расхлёбывай
эти последствия: сиди рисуй до посинения, пой до хрипа, продавай специфически
африканские браслеты, специфически китайские игрушки-сувениры и специфически
восточные (натуральные и синтетические) отлетатели. Район русских. Даже сеть
известных супермаркетов Тати, по большей части размещается в этом районе. Татищев
постарался, а неблагодарные французы не смогли даже выговорить его фамилию, просто
сократив Тати. Что же бог им в помощь.
Итак, чуть слева возвышается Сакре-Кёр, огромная белая базилика, в пяти минутах
ходьбы знаменитая пляс Пигаль, ещё немного дальше огромный хвост очереди в Мулен-Руж,
вот уж любопытные туристы -- всюду им надо засунуть свой очаровательный носик.
Париж славится своими развлечениями -- на любой вкус. Народ сбегается на всякую
клубничку, а что дальше не знаю. Наверное, им хорошо, если слава не меркнет.
Или наоборот каждый одураченный клиент хочет, чтобы и другой был так же обманут,
как и он сам, и начинает преукрашивать, воображать, что было и не было, вешая
лапшу на уши доверчивого простачка. Улица Сен-Дени (совсем не в районе Монмартра)
пользуется плохой репутацией у добропорядочных французов, курсирующих между работой
и домом (с женой и кучей детей), хотя таких, наверное, уже практически нет, повымерли,
поэтому плохая репутация осталась лишь у их жён.
Окно № 8
Пляс Републик. Макдональдс. Скучный вечерне-выходной разговор, надоевший до потери
пульса. Он позволяет сконцентрировать своё внимание не на собеседнике, а на разглядывании
вечернего Парижа (почти ночного). Сумрак, окутывающий плечи мадам Републик (может
быть, конечно, и мадемуазель, что сомнительно из-за её возраста, да и кто-то
а французы имели республику много раз), пронизывает яркий светло-жёлтый луч подсветки,
создавая мягкой игрой полутонов образ такой неувядающей почтенной матери семейства,
красивой, полной женщины в летах, умудрённой опытом и собственным величием. Подсветка
позволяет сократить до минимума ночное время для различных примечательностей,
чтобы люди ни днём ни ночью не забывали, где они живут и к чему это их обязывает.
В одной передаче я видела интервью с одним французским дедушкой, который всю
жизнь занимался тем, что продавал билеты на вход в Эльфелеву башню, он видел
её каждый день из окна своей квартиры, не отпуская его, она стала его кошмаром,
даже по ночам заглядывая своими бесстыдными глазами в его комнату. Она стала
его наваждением. Пока живёт.
Итак, негасимость факела республики, прогресса, которому она освещает путь. Подсветка
не даёт ему погаснуть. Что же поделать «вечные» ценности!
Париж продолжает жить, но его активность перебирается с улиц, скверов, парков,
оффисов под крыши кафе, ресторанов, клубов.
Скорость передвижения отдельных индивидов по улицам города в вечернее время значительно
возрастает, прохожие становятся более недоверчивыми и вопрос, «пожалуйста, не
будете ли Вы так добры, любезны сказать, где тут находится ближайшая станция
метро?», простой вопрос вызывает вздох облегчения. Жизнь трудна. Не на все вопросы
можно найти ответ. Этот-то хоть ничего.
Окно № 9
Восток. Окна направлены на восток. Солнце заглядывает в окно каждое утро, когда
оно вообще решит показаться на небосклоне, или точнее, когда господа тучи решатся
предъявить его миру. Оно заглядывает в окно, смотрится в зеркале, раскидывая
во все стороны свои улыбки-солнечные зайчики, просачивается сквозь занавески
и начинает буянить в комнате.
Красивый урбанистический пейзаж окраины Парижа. Если стоять у самого окна, то
виден оффис, какая-то, мне почему-то кажется, бухгалтерская организация, может,
конечно, покруче, банк. Из трубы идёт дым. Каждое утро ходит человек с тряпочкой,
протирая компьютеры, моя полы и всяческие освежая обстановку для начала нового
рабочего дня.
В общем, смотреть практически не на что, хотя со временем пейзаж становится даже
почти приятным.
Окна № 10, № 10.1, 10.2 и т. д. вплоть до бесконечности
Характерной особенностью этих окон выступает то, что смотришь не из них, а в
них. В них можно увидеть всё, как говорилось раньще в одной рекламе «от рояля
до булавки».
Специализированные магазины, магазины специализированные на туристах
и забитые всякой сверкающей мелочёвкой с видами Парижа (z. b. Эйфелева башня),
бутики высоких кутюрье. Изыски творческого мышления, чтобы продать товар, постоянные
скидки, уценки. Так что порой вообще невозможно представить, а была ли у товара
первоначальная стоимость. Без языка скидок невозможна торговля, особенно в зажимистом
Париже, не любящем бросать деньги на ветер, чужой ветер.
Париж -- город высокоопределённый, логичный, структурно практически не меняющийся.
Как в незапамятные времена средневековья существовали различные цеха и гильдии,
специализированные кварталы мясников, цветочников, портных, так в принципе, с
небольшим кивком в сторону современности эта структура и осталась. Вот идёт ряд
детских магазинов, универсальные «Детские миры», где можно купить одежду, мебель,
небольшую игрушку для ребёнка. Следующий район -- мебельный, цветочный и так
далее. Много специальных специализированных магазинов, например, книги по истории
и теории искусства, книги по педагогике, книги по географии… Уютная атмосфера
маленьких магазинчиков, чтобы покупателю было удобно, «несвоему» клиенту мягко,
очень вежливо объясняется, что, к сожалению, тех книг, которые он ищет они не
имеют.
Рядышком с Опера-Гаринье однажды ночью, заглянув в окошко магазина, я увидела
настоящую театральную костюмерную. Это был специализированный магазин для балерин.
Под потолок уходили строгие коричневые шкафы с множеством ячеек. Все они были
заполнены таинственно мерцающими в сумраке магазина и в свете фонаря с улицы
розовыми, атласными пуантами. Сколько балерин находит свой танец в этом магазине?
Пуанты, пачки, балетные юбки, купальники для репетиций, гетры, чтобы предохранить
от повреждения ноги. Там, наверное, то же, не только в танцевальных залах великих
маэстро, рождается балет.
Витрина -- является местом манифестации, зазывания покупателя в магазин. Её оформление
-- дело, как можно догадаться, в условиях жёсткой конкуренции, немаловажное.
Важно поместить товар так, чтобы клиент понял, что он может купить в данном магазине,
почём (мягко намекнуть о скидках, распродажах и т.д. и т.п.). По типу оформления
витрины, вполне естественно, можно предположить (не заглядывая на название) о
каком типе магазина идёт речь. В обычных магазинах решение, как правило, располагается
в дихотомии количество (навалено всё, что можно навалить) и качества (реалистично
представлена сцена из повседневной жизни, где могут быть использованы продаваемые
вещи, в которых репрезентирован особый характер, стиль магазина). В туристски
центрированных магазинах, как правило, витрины отсутствуют -- всё выносится вовне:
стенды с открытками, фотографиями, столики с майками, игрушками и прочими безделушками.
Особо представлены грандмагазины -- их витрины представляют собой мини спектакли.
Дети и их родители в восторге от этих мистерий. Бутики от великих мира сего представлены
интригующе кратко, как правило, на витрине стоит пара обуви, или сумочка, или
пара чулок от К.Диора (очень дешёво, всего 25-30 евро пара). Особое ощущение
пустоты и избирательности товара, как будто не мы его выбираем, а он нас. Игра
пустоты, загадки, тайны, где вещь служит лишь намёком, намёком на что-то иное,
что скрыто от глаз простого непосвящённого.
Окно № 11
Хорошо они живут. Буржуи. За окном проносятся различные пейзажи, вся Европа за
стеклом. Это уже превращается в своеобразную фотокарточку, или много-много фотокарточек,
пробегающих перед глазами, оправленных в красивую стеклянную рамку. Картинки
меняются, а стекло остаётся.
© Виктория Герасимова, 2003. |
|
а также:
Кульшат Медеуова.
Пост-перипатетика.
Владимир Парфенок.
Путешествие в поисках фотографии.
Андрей Приепа.
Белый город.
Жан Бодрийяр.
Город и Ненависть.
Ирина Зеленкова.
"М"-метро.
Нелли Бекус-Гончарова.
Люблинский дневник.
Заметки культуролога.
Нелли Бекус-Гончарова.
Беларусь в масштабах реальности. Турист и путешественник как жертвы
провокации.
Нелли Бекус. Эмиграция: жизнь в другой парадигме.
Виктория Герасимова. BREF,
Кульшат Медеуова.
Рождение симулякра
Бенджамин Коуп.
Призраки Маркса: бродя по Минску по следу Дерида
|
